99

Члену совета директоров «Старойла» от силы было лет тридцать. Он храбрился, но чувствовалось, что с живым генералом ФСБ он общается впервые в жизни и заметно волнуется.

«Не фигура! – подумал Максимов. – Вернее, фигура, но подставная...» От угощения Максимов отказался и тут же перешел к делу.

– Я вот зачем решил с вами встретиться, Артур Маркович. Дело в том, что у нас имеется оперативная информация, что один из ваших сотрудников, не будем пока называть его имени, использовал свое служебное положение в преступных целях.

– Этого не может быть! Наши сотрудники ничем противозаконным не занимаются, – энергично замотал головой Артур, но под пристальным взглядом Максимова сник и совсем тихо пробормотал: – Хотя, если вы так говорите, у вас, наверное, есть основания.

– Конечно, – кивнул Максимов. – Не будь оснований, я бы вас не отрывал от дел. Тем более что вы остались сейчас за главного. Поэтому нужна информация. Вся, что у вас есть, – официальная и не очень.

– Но...

– В противном случае, – перебил собеседника Максимов, – я буду вынужден получить ее другим путем.

– К-каким? – нервно спросил Артур.

– Тем, который в народе называется «маски-шоу», – развел руками Максимов. – Ну, вы понимаете – спецназ, люди в форме, выемка документов. И как следствие – падение котировок акций. Но это только если мы не договоримся, – доверительно сказал Максимов и демонстративно выложил на стол телефон.

Артур посмотрел на «мобильник» словно на змею. Наверно, насмотрелся боевиков и думал, что стоит только генералу ФСБ позвонить по телефону, как «маски-шоу» тут-таки и начнутся – завоют на Ордынке сирены, захлопают дверцы, затопают ботинки спецназовцев.

– Так что мы решили? – задушевно поинтересовался Максимов.

– Мне нужно... – вскочил на ноги побледневший Артур. – Мне нужно в туалет! Извините, я сейчас...

Член совета директоров почти бегом выскочил в заднюю дверь. И закрыл ее на задвижку. Что последует дальше, можно было не гадать – закрывшись еще за одной дверью в туалете, Артур наверняка собирался позвонить руководству «Старойла».

Появился Артур Маркович минуты через три.

– Извините еще раз, – сказал он, присаживаясь. – Диарея, черт бы ее побрал...

– Бывает, – кивнул Максимов. – Так что мы решили?

– Да что? В семье не без урода. Так что может быть всякое. Мы окажем вам любую возможную помощь! Я сейчас же отдам необходимые распоряжения. Как фамилия этого сотрудника?

– Красовский. Глеб Красовский.

– Красовский? – изобразил амнезию Артур. – А-а, да-да, Красовский! Референт по безопасности, кажется. Сейчас!

«Хреновый из тебя актер, – подумал Максимов. – Очень хреновый. Ты знал, о ком речь. А раз так, то и у твоих дорогих руководителей рыльце в пушку. Спалились вы, ребята-акробаты...»

Артур тем временем позвонил в отдел кадров и радостно сообщил:

– Оказывается, он не референт, а эксперт! Сейчас его дело принесут!

– Да не надо, – поднялся Максимов, – я лучше сам схожу.

– Да зачем?

– Затем, дорогой Артур Маркович, что может возникнуть необходимость посмотреть еще кое-какие дела, подчиненных Красовского, например...

– А, да-да, – заметно скис Артур, но перечить не решился. – Тогда я сейчас распоряжусь, чтобы вас проводили!..

– Спасибо! – кивнул Максимов и после паузы добавил: – И еще, Артур Маркович, там внизу сейчас появятся двое моих оперативников. Пусть их пропустят.

– А-а зачем?..

– Затем, что может возникнуть необходимость опросить кое-кого из персонала насчет связей Красовского – на предмет любовных интрижек, связей всяких... ну, вы понимаете. Так что вы уж заодно распорядитесь и насчет этого. Чтоб мы вас потом зря не отрывали.

100

– Так ты тут... по работе? – спросила после паузы Мэри и осторожно потянулась к сумочке за сигаретами.

Глеб глубоко затянулся и кивнул:

– Да, а ты, Мэри Поппинс?

– Я просто приехала встряхнуться, Джек. Или ты не Джек вовсе?

– Джек, Джек Потрошитель! – сказал Глеб и хрипло рассмеялся.

Мэри наконец выудила из сумочки пачку сигарет, Глеб галантно дал ей прикурить. От его внимания не ускользнуло, что руки Мэри заметно дрожат.

«Чертова сучка наверняка включила в сумочке диктофон! – сообразил Глеб. – Ну что же, так даже лучше...»

– Я попал в скверную историю, Мэри, – вздохнул Глеб. – Очень скверную. И так получилось, что единственный человек, которому я могу обо всем рассказать и который может мне помочь, это ты, Мэри, понимаешь?

– Да, Джек.

– Помнишь историю с гибелью в автокатастрофе советского перебежчика? В Кентукки?

– Что-то припоминаю.

– Его звали уже Алан Смит. Он прошел стандартную процедуру по программе защиты свидетелей. По-настоящему его звали Пинчук. Так вот, этот самый Пинчук имел одну плохую привычку. Он очень любил шляться по всяким кабакам и снимать подвыпивших женщин. А потом трахать их.

– Что же в этом плохого?

– Ты снова не понимаешь, Мэри, – вздохнул Глеб. – Для американца в этом, конечно, нет ничего плохого. Но Пинчук был не американцем, а советским разведчиком. А в КГБ, Мэри, на этот счет строго. Если, конечно, речь не идет о выполнении задания. В общем, как раз на этой своей привычке Пинчук и «спалился». Кто-то из коллег решил выслужиться и сообщил об этом начальству. И в Москве приняли решение об отзыве Пинчука.

– И что?

– А то, Мэри, что жить в Советском Союзе после Штатов – это все равно, что после твоего люкса поселиться в хижине дяди Тома! Ты не можешь представить себе, что это такое! Ты когда-нибудь была сто пятидесятой в очереди за туалетной бумагой и сороковой в очереди за колбасой? Ты знаешь, как замораживать в холодильнике колготки?

– Но... зачем? – искренне удивилась Мэри.

– Затем, чтобы по ним не пошли стрелки. Да что тебе рассказывать, – вздохнул Глеб, – это невозможно понять, не прочувствовав на собственной шкуре. Но колбаса с пипифаксом – это еще цветочки. Самое жуткое, Мэри, это собрания. В понедельник – комсомольское, во вторник – политинформация, в среду – профсоюзное, в четверг – партийное, в пятницу – еще какое-нибудь... И на каждом одни и те же идиоты талдычат одно и то же! Ты представляешь себе состояние Пинчука, который узнал, что вместо ежевечерних гастролей по барам с выпивкой и трахом ему предстоит до конца жизни торчать на этих проклятых собраниях в драных носках?

– Не очень, – честно призналась Мэри.

– И я тоже тогда его не понимал, – признался Глеб. – Вернее, просто не задумывался о том, что же заставило его пойти на предательство. Но теперь, Мэри, я понимаю его очень хорошо. Он просто хотел жить. По-человечески...

– Так ты приложил руку к его ликвидации? – осторожно спросила Мэри.

– Да. И с этого началось мое проклятие. Тогда, в Кентукки, все было просто. Пинчук, превратившись в Алана Смита, не изменил своих привычек. И почти каждый вечер отправлялся в турне по окрестным кабакам. И второй раз «спалился» на этом. Некий бродвейский продюсер искал в тех же кабаре «звезд». И одновременно следил за Пинчуком.

– Это был ты?

– Да, Мэри. На людях я соблюдал осторожность, но на автостоянке ловко свел с Пинчуком знакомство. Поэтому, увидев на пустынном шоссе меня у машины с открытым капотом, он остановился.

– Ты убил его?

– Нет. Я просто зачитал приговор, Мэри. И думал, что все на этом закончится. Но я ошибался. Пинчук стал приходить ко мне в кошмарах. В виде негра. Борца за права черных. А вчера на подносе в ресторане я увидел голову «шейха Салеха». Он просил о пощаде...

– Ты присутствовал при его казни? – быстро спросила Мэри.

– Нет. «Шейхом» занимался «Вымпел».

– Говори, Джек, говори, не останавливайся! – вскрикнула Мэри. – Облегчи свою душу! Не бойся, теперь все будет хорошо, мой несчастный поросенок! Твоя Мэри тебе поможет. Мой хороший знакомый доктор Фриц – очень известный психоаналитик. Он обязательно избавит тебя от твоих кошмаров. Мы с ним вместе учились в университете и даже одно время были любовниками. Я все устрою, Джек, говори, тебе не о чем беспокоиться...